То, что я читала сегодня на Кошарне у Eli Bar-Yahalom:

- когда ты пронизана иглами рифм...
- Любовь безответной ковки – дыра в обсидиановом небе...
- Любовью мы искалечены – и ею же исцелены...
- Письмо Дюймовочке
- Люксембург (из цикла "Несбывшиеся жизни")
- (перевод) Пробуй воспеть искалеченный мир (Spróbuj opiewać okaleczony świat, автор стихов Адам Загаевский)
- (перевод) Наследник (Następca, автор стихов Чеслав Милош)

---
***
когда ты пронизана иглами рифм
перевязана белым листом
спасеньем становится алгоритм
встать зубы почистить потом
взять в горсть неподатливый кофе смолоть
и трижды на пену смотреть
подумаешь боль и подумаешь плоть
а рифмы до сердца на треть
неважно продолжи глоток за глотком
рутину рутину рути...
а рифмы по горлу крутым кипятком
лети забывайся лети

---
* * *
Любовь безответной ковки – дыра в обсидиановом небе,
И пускай сама не черна она, но от того не легче:
Сияет, раскалёнными лучами пережигает кости,
Подхватывает, переламывает вкривь и вкось, и
Калечит, тут же нектаром заворожённым лечит,
Бьёт по глазам кнутами по имени Правда и Небыль,

А ты не можешь вдохнуть в небытии янтарного жара,
А ты удлиняешься, как во сне малярийном или на дыбе,
А ты замедляешься, и плавясь, и отставая,
И плазму не спрашивай: “Где тут вода живая?”,
И нет вокруг ничего иного, ни воздуха и ни дыма,
И боль – удар за ударом сердца – становится драгоценным даром.

---
* * *
Любовью мы искалечены – и ею же исцелены,
Ударом в песок мы вдавлены – и мы же на гребне волны,
Любовь клеймит раскалённым тавром – и очищает от тел,
Доводит нас до предела – и убирает предел,
И в свисте ветра не знаем, в пропасть летим – или ввысь,
Погибнем, когда упали, – или когда вознеслись.

---
Письмо Дюймовочке

Знаешь, милая, как же я благодарен за то, что со мной была,
А теперь лети, конечно, весна, ручьи, гроза там в начале мая,
Хорошо, не раньше, а то залётная эта поморозила бы крыла,
Да и ты бы не выжила, хрупкая, прощай же, не обнимаю,

Я вообще прикоснуться к тебе боялся, дыханьем грел,
И в глазах стояли сладкие слёзы нежности и смущенья,
Улетай, любимая, да, конечно, уже апрель,
Не противься зову свободы, весна, как всегда, священна,

Жаль, запасов в дорогу нет, я бы дал, да ведь ты побоишься взять,
Ничего ты так и не поняла, да это неважно, впрочем,
Ты запомни хотя бы, маленькая, что зимой без тепла нельзя,
Пусть же будет горяч твой очаг, а дом - уютен и прочен.

Провожать, извини, не выйду - здесь себя ещё смогу убедить,
Что в соседней комнате ты, в этот миг примеряешь платье,
Нет, конечно, ты его шьёшь, и сейчас в иголку вдеваешь нить...
И не смейся над стариком - ну да, надолго обмана не хватит,

Но я всё же останусь здесь - понимаешь ли, так верней
И зажмуриться, и увидеть, как в синеве исчезаешь ты безвозвратно...
Да, возможно, тебе сгодится кротовий мех. Прилетай через пару дней.
Прихвати с собою того, кто сумеет шкуру снять аккуратно.

---
Люксембург (из цикла "Несбывшиеся жизни")

Если бы мне выпало родиться в Люксембурге,
Всю жизнь провела бы я в Нижнем городе.
Никогда бы не поднималась.
В Нижнем городе подстриженные кусты-шары,
В Нижнем городе серые утки, приклеенные к водной глади,
В Нижнем городе спортплощадка и церковь Сен-Жака.
Не покинула бы я Нижнего города.
Разве что на работу.
Ну а работа – она ведь не считается, верно?

Если бы мне выпало родиться в Люксембурге,
Всю жизнь провела бы я в Нижнем городе.
Только на работу поднималась бы в Верхний.

Строгий серый костюм, блузка, застёгнутая на последнюю пуговицу,
Серые строгие туфли из мягкой кожи,
Часы представительски охватывают запястье,
Моё расписание – не позднее и сверхурочно
(За это отдельные надбавки,
Но начальник должен подавать пример своим подчинённым
И поддерживать командный дух в компании -
Да, я действительно верю в эту абракадабру).

Моё время стоит столько, что звонок дороже телефона.
Но я буду вырывать минутку из платиновой пасти
И сбегать.
Конечно, в кафе.
С видом на Нижний город.
На скалы, которые не спрашивают о зарплате.
На плющ, что держится десятилетиями, но никого не удержит.

Если бы я работала в Верхнем городе
И удирала из кабинета к опрокинутому закатному небу -
Инверсионные полосы, рыхлые облака, акварельная нежность -
С каждым взглядом, брошенным вниз, с каждым стрижом летящим
У меня прорастали бы крылья.

Сначала совсем незаметно - так появляется трава,
Поднимая голову и раздвигая брусчатку.
Потом выдвигающийся киль изгибал бы грудную клетку,
А врачи толковали бы о сколиозах и спондиллёзах.
Когда пришлось бы покупать новый костюм, я бы решилась,
Потому что крыльям нельзя без неба, даже над Люксембургом.

Хоронили бы меня в Нижнем городе:
Там уходит всё ввысь и ввысь купол стареющей церкви,
А цветы у каждого дома повечеру склонятся -
И воспрянут утром, и обо мне забудут.

---
(перевод) Пробуй воспеть искалеченный мир (Spróbuj opiewać okaleczony świat, автор стихов Адам Загаевский)

Пробуй воспеть искалеченный мир.
Помни о длинных июньских днях
и землянике – каплях вина розе.
О крапиве – ею зарастали неотвратимо
изгнанников брошенные жилища.
Ты должен воспеть искалеченный мир.
Ты смотрел на изящные парусники и яхты:
долгая одному была суждена дорога,
других лишь ничто солёное ожидало.
Ты видел беженцев, что в никуда устремлялись,
и слышал радостных мучителей песни.
Ты должен воспеть искалеченный мир.
Помни минуты, когда вы были рядом
в белой комнате со шторой, что на ветру колыхалась.
Вспоминай концерт, где музыка – словно раскат грома.
Осенью собирал ты желуди в парке,
а листья над шрамами земли всё кружились.
Воспевай искалеченный мир,
и серое пёрышко, потерянное дроздом,
и нежный свет, что странствует, исчезает
и возвращается.

---
(перевод) Наследник (Następca, автор стихов Чеслав Милош)

Послушай, юноша. Может, услышишь. Полдень.
Сверчки поют точно так же, как для нас век назад они пели.
Проплывает облако, внизу его тень проходит
И сверкает река. Твоя нагота, и эхо
Неведомого тебе языка – здесь оно, в этом небе.
Наши слова – тебе, они нежны и невинны.
Ты – внук оккупантов. И не знаешь, как это было,
Ты не ищешь стародавней надежды и веры,
Ты проходишь мимо имён на разбитых плитах.
Но эта вода на солнце, этот запах аира,
Присущие и нам, и тебе восторг и познанье –
Объединяют нас. И ты открываешь снова
Святыни: их отсюда хотели изгнать навеки.
Возвращается, возрождается то, что нельзя увидеть,
То, что слабо, и обожающе, и стыдливо, и безымянно,
Но неустрашимо. Было тут отчаянье наше,
Но кровь твоя горяча, и глаза молодые пылают жаждой.
Наследник, теперь нам можно уже улетать далёко.
Послушай ещё это эхо. Всё тише оно. И тише.