Не существует моего Иерусалима вдали, равно как, например, Арарата нет,
Национальная принадлежность называется "винегрет",
От одной её части - до боли прямая спина да волны жгучей не-за-себя вины,
От другой - жар самозванства: кому там что должны, но уж точно не мне должны,
От третьей - катись колесом закатным, куда подальше катись,
А язык родной вообще чужой, поверх, не столь доведёт куда, сколь закроет пути.
От семьи - пульсирует жилка: к деду, прапрадеду, дальше сумрак, потом темнота,
Лишь примерно знаю, что было там, и боюсь увидеть недолжное там,
Кое-что о любви я знаю, и меньше - о крови, на которой всегда вырастают гербы,
О горячей питательной этой среде, без которой и мне, конечно, не быть.
Нас носило ветрами, мы выпускали воздушные корни, я тоже дуновенья ловлю,
И запоминаю, и узнаю, и стыжусь, и до чёрных ожогов люблю,
Маскируюсь в тысяче языков - так в тысяче фасеточных глаз
Разбивается калейдоскопно мир, и не видно, что в сердце входит игла.