Что я читала на Кошарне у Eli Bar-Yahalom:
1. Где-то там, говорят, добывают такие сапфиры...
2. В виленской синагоге дед мой когда-то смог... (...האָט אַמאָל מיין זיידע אין אַ ווילנער שול) (перевод с идиша, автор стихотворения — Зелик Аксельрод)
3. Неустанно идёт по чащобе прозрачная тень... (...צל אדם מהלך ללא הרף ביער עבות) (перевод с иврита, автор стихотворения — Makar Svirepii)
4. Кто силён, кто возвысился... (من عزَّ ذلَّ إذا طالَ الزمانُ به) (перевод с арабского, автор стихотворения — Ибн Араби)
5. Кризис почти среднего возраста (Крызіс амаль сярэдняга веку) (перевод с белорусского, автор стихотворения — Сяргей Прылуцкі)
6. Галатея
7. Переводчики
8. В пламени был изначально... (В полум'ї був спервовіку) (перевод с украинского, автор стихотворения — Владимир Свидзинский)
9. Живым о мёртвых и наоборот
---
Где-то там, говорят, добывают такие сапфиры...
Где-то там, говорят, добывают такие сапфиры,
Что посмотришь — и враз поймёшь мироздания тайны:
Протекает космос суровой синей рекою —
И небовороты там, и невероятные небопады,
Одинок этот космос, так одинок, но тем и прекрасен.
Где-то там, говорят, добывают такие алмазы,
Что дробятся светом они, словно самые прекрасные звёзды,
Что и глаз не отведёшь, и про всех людей позабудешь,
Только на многоцветные переливы смотреть будешь заворожённо,
Ибо радуги эти слаще глазу, чем кто-то представить может.
Где-то там, говорят, добывают небывалые изумруды,
Прорастают они всей жизнью, что возможна вообще во вселенной:
И травинкою крохотною, и кроной исполинской секвойи,
Диатомовой водоросли кружевом и акацией колючей в пустыне,
Белладонной и маком, и нежной розой, и олеандром.
Где-то там, говорят, добывают такие рубины,
Что алее и горячее, чем кровь, и лава, и пламя,
Коль увидит его убитый — то восстанет из мёртвых,
Коль увидит его старик — вспыхнет молодостью забытой,
А тебе не надо туда смотреть, говорят, вообще не надо,
А тебе вот тут, под сердцем, осколок обсидиана,
Он и каменный нож, и стрелы, что бьёт без промаха, наконечник.
Чернота его безраздельна, чернота его милосердна,
Потому что с каждым вдохом он продвигается глубже —
К сердцу, где алмазы, сапфиры, рубины и изумруды.
---
В виленской синагоге дед мой когда-то смог... (...האָט אַמאָל מיין זיידע אין אַ ווילנער שול) (автор стихотворения — Зелик Аксельрод)
В виленской синагоге дед мой когда-то смог
Спеть самого себя. Он стал безумным. Умолк.
Пой для меня, пой, окажи мне милость,
Так, как поёшь ты вечером для себя одного,
В час, когда солнце уже до земли скатилось,
И не хочет дальше идти, и не подгонишь его.
Я иду по улице, неловко взгляд опускаю.
Отведи меня, отведи меня на ночлег домой!
У меня ведь тоже есть сердце — тихая флейта такая,
На исходе дня она плачет о закате жизни самой.
Полон город светом, холоден он и шумен,
И сияют звёзды, и качается небесная высота...
Спой мне напоследок о деде — он стал безумен,
И о внуке его, что может ещё безумнее стать.
---
Неустанно идёт по чащобе прозрачная тень... (...צל אדם מהלך ללא הרף ביער עבות) (автор стихотворения — Makar Svirepii)
Неустанно идёт по чащобе прозрачная тень —
Многоцветна рубаха, и кровь на груди и спине.
Небу смотрит в глаза: “Я слыхал о твоей доброте.
Братьев, братьев ищу. Расскажи, видел их или нет?”
Побледнев, небеса отвечают: “Увы, их видал…
Духов прошлого не оттолкнуть, не изгладить следы.
Чёрный дым, чёрный столп над землёй твоих братьев забрал.
Ничего я не сделал — а всех их забрал чёрный дым.
Ну а ты, кто остался, скиталец, упрямый чудак, —
Ты живи! Жизни будущей ради!” — и взгляд сквозь прищур.
Но в лесу этом сумрачном эхо звучит сквозь года:
“Братьев, братьев ищу…
Братьев, братьев ищу…
Братьев, братьев ищу…”
---
Кто силён, кто возвысился... (من عزَّ ذلَّ إذا طالَ الزمانُ به) (автор стихотворения — Ибн Араби)
Кто силён, кто возвысился, тот — если время его продлится — падёт,
Ибо признаки вечности: измененье, поворот и переворот.
На небесных весах справедливой меры не видел никто никогда:
Лишь обвешиванье и убыль достаются каждому, кто наблюдал.
И не рад человек своей прямоте и праведности — но только лишь до тех пор,
Пока искажением время не одарит его, не затмит ему взор.
---
Кризис почти среднего возраста (Крызіс амаль сярэдняга веку) (автор стихотворения — Сяргей Прылуцкі)
Ты вырастешь однажды и умрёшь —
как лепестки, вдруг разойдутся стены.
И то, что ты никак не назовёшь,
проникнет в вены.
Густое нечто под названием ничто
ты с наслажденьем брал задаром.
Был уголь уничтоженных мостов —
вином, нектаром.
Забудут фонари и этот сквер,
тебя, других случайных персонажей.
И где потом ты будешь, старый хер,
никто не скажет.
---
Галатея
Красавица Галатея стоит растерянно, озирается, даже улыбается невпопад,
Говорит: "Я не понимаю, не могу понять — почему ты, куда пропал?
Я ведь стала ровно тем, кем ты и хотел, не сфальшивила ни на миг.
В человека превратиться? Ну хорошо, вроде бы поняла, как это — быть людьми.
Всё ведь правильно: я тепла, ну проверь, до моей дотронься руки,
И дышу, и пою, и глаза блестят, и пряди волос легки.
Но прошло всего лишь мгновение — и навсегда остался ты во вчера.
Для чего ты, мастер, дал мне человечью жизнь, а бессмертия не отобрал?
Говорил ты про удочку и рыбалку, вот я бесполезную палку сжимаю рукой —
Но меня-то ты уже не коснёшься ни рифлёвкою, ни троянкой, да хоть киркой!
Может, я чего не услышала, не усвоила - расскажи, покажи,
От живых меня нынче не отличить, но они-то, наверное, знают, зачем им жить?"
И глядит она на надгробные статуи, и выбирает свой путь,
И с похорон уходит, не обращая внимания на льнущую к ней толпу,
И идёт в мастерскую, позади оставляя и глупцов, и льстецов,
И в обломке мрамора, грубо и неумело, намечает дорогое лицо.
---
Переводчики
1.
Переводчик перед началом работы
Облачается в белый халат,
Натягивает резиновые перчатки,
Проверяет, плотно ли прилегает к лицу респиратор с фильтром,
Не мешает ли он очкам с больши́м увеличением.
"Очень нежная вещь, — сообщает телепатически, -
Тончайшая. Совершенно ювелирная работа.
Её никак нельзя загрязнить собою.
Особенно нельзя дышать.
Но не дышать живому тоже не получается.
Поэтому каждый подход — вот так:
Три глубоких вдоха-выдоха перед началом,
Потом задерживаешь дыхание,
Вдыхать-то можно, но аккуратно,
Чтобы эти лепестки не пошевелить,
Но когда лёгкие переполняются ароматом,
Когда начинает кружиться голова
И радуга играет перед глазами,
Заканчивай на сегодня.
Не торопись.
Продолжишь через неделю".
2.
Переводчица перед началом работы
Раздевшись догола,
Густо обмазывается китовым жиром
(Если придётся нырять на глубину),
Надевает кожаный кафтан,
А на голову - повязку из кожи лошади с гривой,
На которой закреплены перья перелётных птиц
(Вдруг надо будет лететь).
На кафтане сотни колокольчиков
(У каждого свой звон),
Сотни бронзовых подвесок размером с ноготь —
От топора и палицы до морошки и черемши
(Мало ли какое слово сгодится),
Чёрные шнуры для работы ночью,
Красные шнуры для работы в огне,
Верёвочный пояс со змеиными головами,
Широкая лента с вышитыми покровителями:
Если обессилеешь - посылай их впереди себя.
Переводчица расправляет крылья кафтана и пробует воздух.
"Песни, — улыбается она, — это невероятно интересно,
Но заводят чёрт знает куда.
Хотя, конечно, чёрт тоже ничего не знает.
Думаешь, я не спрашивала?"
3.
Переводчик перед началом работы
Несколько раз обходит исполинский каменный корпус.
На это уходят дни.
Задирает голову, всматривается в синюю высь,
Пока глаза не начинают слезиться.
Пьёт из термоса чай, молчит.
Достаёт чертежи.
Берётся за голову.
Тяжело вздыхает.
Уходит.
Потом он вернётся.
Они все возвращаются, даже если клянутся, что никогда.
Когда они вглядываются ввысь, они кое-что видят,
Но сначала не понимают, конечно, —
Просто слёзы искажают зрение, думают они,
Хотя на самом деле всё совсем по-другому.
Потом в термосе уже кофе, на чертежах пометки,
Переводчик закатывает рукава,
Кривясь, говорит, что он никогда не справится,
Они все так думают,
Открывает здоровенную коробку с инструментами,
Ранится о режущую кромку,
Матерится
(Это значит, всё правильно, но он пока этого не знает)
И безнадёжно начинает работу.
Надежда тут лишняя —
Она сорвалась у него с век и впиталась в землю.
Так и надо, чтобы никогда не кончался кофе —
И чтобы над переводчиком всегда была синяя высь.
4.
Переводчица перед началом работы
Тщательнейше проверяет одежду, обувь, снаряжение, оружие.
Ей идти нехорошей, да попросту гиблой дорогой,
Но не очень-то понятно, а кому, собственно, если не ей.
Размышляя об этом, она просто пожимает плечами.
Сухпай, патроны, прибор ночного видения,
Ножницы, чтобы перекусывать колючую проволоку,
Живая вода, мёртвая вода, вода правды,
Иглы, скальпели, обезболивающие.
Последними она, впрочем, не пользовалась никогда
И тихо этим гордится.
Ещё раз просматривает подошвы:
Ей ведь идти к выжженным текстам,
К горючим, самовоспламеняющимся крикам,
Стараясь не поскользнуться на земле,
Куда впитались строки,
Подбирать последние шёпоты
И не отворачиваться, ни за что не отворачиваться.
Когда она вернётся,
Долго будет выкашливать дым,
Промывать глаза
И вздрагивать во сне, ловя неуслышанное.
5.
Когда они собираются,
Они показывают тех, кого выкормили,
Чувствуя себя немного пеликанами
(Грудная клетка раскрыта — к ней приникают ветра),
Немного безумцами,
Немного счастливыми.
"Это невероятно красиво", —
Не говорят они,
Потому что и так знают
Про трепетные золотые лепестки,
Тугие океанические течения,
Замшелые исполинские камни,
Спасённые голоса мёртвых.
---
В пламени был изначально... (В полум'ї був спервовіку) (автор стихотворения — Владимир Свидзинский)
В пламени был изначально
И снова вернусь в это пламя…
Так уголь, пылающий в горне,
В бурлящем огне исчезает,
Так разметут и разгонят
Солнечные потоки
Сожжённое тело моё.
Там, неведающий и бесплотный,
Бездумных частиц мириадом
Я встречусь с тобою снова,
Когда-то — как я — живою.
Бездумных частиц мириадом,
Земною рассыпанной пылью.
И нам ничто не расскажет,
Как в мгновеньи бездонном,
В уже исчезнувшем мире,
Два листка на едином древе,
Мы однажды зажглись,
Зачарованно мы узрели
Цвет огневой над собою,
Расцвели в его свете нежном
И — невольники его силы —
Трепетно так, так безумно
Сердцем к сердцу рвались мы.
Нам ничто не расскажет.
---
Живым о мёртвых и наоборот
Мертвецов не бойся: те, кто при жизни были за нас,
Будут точно так же за нас и после ухода.
На них ты можешь смотреть, не опуская глаз,
Можешь их обнять, можешь с ними пробыть полчаса или даже час,
Только помни, что они быстрей устают, — такова их природа.
Но они умеют то, чего пока не умеем мы:
Могут жарить картошку в ладони и гладить в полёте птицу,
А ещё могут встать перед нашим врагом — заслоном страшным, немым,
Распахнуть ворота тьмы,
И живому врагу лучше б мёртвым поскорей обратиться.