Что я читала сегодня в Крыйивке, часть 4.
- Париж
- Двоечник (Le Cancre)(перевод с французского; автор - Жак Превер)
- В шумерской школе
- Наш класс (Nasza klasa) (перевод с польского; автор - Яцек Качмарски)
- Тревога - сон (Trwoga — sen) (перевод с польского; автор - Чеслав Милош)
- Если б имел два сердца я... (لو كانَ لي قلبان لعشت بواحدٍ) (перевод с арабского; автор - Кайс ибн аль-Мулаввах, он же Маджнун)
- Эовин, конечно же, вышла замуж за Фарамира...
Париж
Светлане Васильевне Павленко
помню в школе говорили нам про париж а мы слышали про полёт
потому что над крышами ты паришь и ещё дассен пропоёт
в елисейских полях нам слышался шанс у нас не было ни гроша
может быть хоть кто-то из нас едва дыша под колючей проволокой проползёт
получилось прорвались повезло проползли большинство уже и не помнит зла
где-то снова стальной колючкой пути заросли где-то ржавчина в землю ушла
никогда не хотела вернуться туда где белёсо скрипит на зубах вода
в молодые года бессмысленные города от тетрадей школьных осталась зола
но дассен поёт и брассанс поёт и французский язык означает полёт
даже если в тетрадке оценка три всё равно летим там париж смотри
Двоечник (Le Cancre)(перевод с французского; автор - Жак Превер)
Он говорит "нет" головой
но он говорит "да" сердцем
он говорит "да" тому что нравится
он говорит "нет" учителю
он стоит
его спрашивают
и все задачи требуют решения
внезапно безумный смех завладевает им
и он стирает всё
цифры и слова
даты и имена
фразы и вопросы с подвохом
и вопреки страху перед учителем
под издёвки первых учеников
мелками всех цветов
на чёрной доске беды
он рисует лицо счастья.
В шумерской школе
Если станет невмоготу - отвлекись, почитай на досуге, что ли,
Как учили - что там подальше? - допустим, в шумерской школе:
Как лупили ученика и сторож, и надзиратель,
Как учитель ломал таблички, просто порядка ради,
Как ходила палка над смуглыми спинами и плечами,
Как им доставалось за разговоры и за молчанье,
Как не встать, не повернуть головы, оставайся покорен, согнут,
Только слыша: "Рука твоя нехороша, к ученью ты неспособен",
Ну а если всё вытерпел, до окончания школы дожил -
Ждёт награда послушного, станет писцом, почтенная должность,
И теперь пусть другие корчатся, той же им отмерено мерой...
Ты не можешь помнить этого - ведь оно о шумерах,
И не ты сжимался под взглядом сверху, одинокий и лишний,
И не ты распухшими пальцами переписывал вновь табличку,
И не ты губу до крови закусывал, слезам запрещая падать,
И не ты, захлёстнутый яростью, вставал - и переламывал палку.
Наш класс (Nasza klasa) (перевод с польского; автор - Яцек Качмарски)
«Что случилось с нашим классом?» —
Адам шлёт из Тель-Авива.
Жизнь хреновей час от часу,
Как-то всё несправедливо.
Что случилось с нашим классом?
Войтек в шведском порноклубе,
Говорит: тут платят классно
За то, что и так все любят.
Кася с Петриком в Торонто
(Там они к деньгам поближе).
Сташек в Штатах — разберётся.
Павел попривык к Парижу.
Славка с Госькой живы еле —
В мае третий сын родится,
И уехать бы хотели,
Да не пустят за границу.
Магда — там, в мадридском зное
Да с испанцем интересным.
Мачек был убит зимою
(Помнишь обыски-аресты?).
Януш, что был всем на зависть, —
Все преграды перескочит, —
Стал хирургом, очень занят…
...Брат его с собой покончил.
Марек срок огрёб изрядный —
Он не выстрелил в Михала.
Всё нормально, всё в порядке, —
Вот что с нашим классом стало.
Филип-физик — тот у русских,
Шустро делает карьеру,
Глянь в газете, что в нагрузку,
Как был принят у премьера!
Вот он, класс весь, — кто в изгнаньи,
Кто под сроком, кто в могиле.
Что в итоге стало с нами?
Каждый выбрал жизнь по силе.
Что в итоге стало с нами?
Повзрослели, потрезвели.
Вот кровят воспоминанья,
Но болят ли? Не уверен.
Нынче — женщины-мужчины,
Нет девчонок и мальчишек,
Не бежим, а ходим чинно,
Не шумим — мы стали тише.
Мы ответственны и взрослы,
Каждый — погляди! — нормален,
Вот и достижений россыпь,
Только этого так мало!
Ну о чём теперь мечтаю?
Чтобы звёздный свет пролился.
Ну чего мне не хватает?
Я ищу родные лица
Тех, склонившихся над партой,
Тех, кто чёркает в тетрадке…
Позовут — с каким азартом
Я сыграл бы в салки, в прятки!
Ветки с цветом и листвою
Сами вырастим, как можем,
Ну а корни — там, в неволе,
Там, в гробу, в изгнаньи, в дрожи,
Проросли — с того ли света? —
К солнцу, вниз ли, вправо, влево…
Вспомнит кто теперь, что это
Всё — одно и то же древо?
Тревога - сон (Trwoga — sen) (перевод с польского; автор - Чеслав Милош)
Орша - станция злая. В Орше поезд может стоять и сутки.
Может быть, в той Орше и потерялся я, шестилетний,
И поезд репатриантов уехал, меня оставив
Навечно. Как будто понял, что кем-то иным я буду,
Поэтом иной судьбы и языка иного,
Как будто я угадал свою смерть на берегах колымских,
Где дно морское - белое от черепов человечьих.
И тревога великая мной тогда овладела -
Мать всех тревог моих и в грядущем, и в прошлом.
Трепет малого перед большим. Перед Империей,
Что ползёт и ползёт на запад с луками, арканами, ППШ,
Подъезжает в повозке, кучера лупя по спине,
Или в джипе, надев папаху, с картотекой проглоченных стран.
А я - ничего, я только бегу, и сто, и триста лет,
И по льду, и вплавь, днём и ночью, только б уйти подальше,
У родной реки бросив королевские грамоты и свой доспех дырявый, -
Бегу за Днепр, потом за Неман, за Буг, за Вислу.
Но прибываю в город высоких домов, длинных улиц,
И тревога терзает: куда до них мне, провинциалу?
Я ведь не понимаю, о чём они говорят так быстро,
Просто стараюсь скрыть от них мой стыд, моё пораженье.
Кто меня тут накормит, когда иду я пасмурным утром
С мелкой монеткой в кармане - лишь на стаканчик кофе?
Беженец из призрачных стран, кому я тут буду нужен?
Стены каменные, безразличные, наводящие ужас.
Порядок, непостижимый для моего разуменья.
Смирись и не будь строптивым. Дальше дороги нету.
Если б имел два сердца я... (لو كانَ لي قلبان لعشت بواحدٍ) (перевод с арабского; автор - Кайс ибн аль-Мулаввах, он же Маджнун)
Если б имел два сердца я - легко бы прожил с одним,
Другое оставил бы - мучаться от пыток любви к тебе,
Но сердце только одно у меня, и страсти подчинено,
И равно не радует жизнь его, и не близится смерть.
Так замирает воробушек, в детской ладони зажат:
Объят он агонией ужаса - а с ним играют шутя,
И нет у ребёнка разума, чтобы птенца пожалеть,
И нету сил у воробушка, чтоб крылья освободить.
Эовин, конечно же, вышла замуж за Фарамира:
Это было самым разумным решением, из того расклада - не придумаешь лучше.
Эовин, конечно же, родила кого-то там вскоре -
Много-много лет потомки рассказывать будут о своей легендарной прабабке.
Но когда она с крепостной стены смотрела на звёзды,
И когда колыбель качала с будущим принцем Итилиэна, чтоб заснул поскорее,
И когда на коне скакала по Гондора необъятным просторам,
Под распахнувшейся синевой, сухие стебли травы вбивая в жёсткую землю, -
Кого она видела? Напрашивающийся ответ: "Арагорна" -
Следопыта отважного, бездарного полководца, прошедшего рядом и такого чужого;
Потянувшись за ним, пробуждённая, Эовин и стала собою.
Но чаще перед глазами вставало иное - куда привела мучительная дорога:
Если так стремиться, с жаром таким и в таком безнадёжном мраке,
Где отчаянье и отчаянность сплавляются воедино - то ты обретаешь крылья,
Прорываешься в иные сферы, в иные битвы,
Где с тебя уже спрос по иному счёту - как ни с кого из смертных,
Страсть твоя перетекает в клинок, в ненависть, что других спасает,
И ты убиваешь чудовище, и, убитая злейшею тьмой, падаешь бездыханной,
Чернота, чернота, ничего вокруг, ничего иного,
Так должно было случиться, туда и только туда ведёт настолько огненная дорога.
Что потом спасли - повезло. Ну да, иногда бывает.
Иногда в кустах шиповника находятся прекрасно настроенные рояли...
...Много позже стоял Фарамир, мудрый и чуткий, перед её могилой:
"Девочка, Эовин, выжженное поле любви, ранящий сердце моё осколок счастья,
Прощай".