Что я читала сегодня в Крыйивке, часть 7.
- почему их сожрали тогда...
- Живописец Бернардо Беллотто
- И вот ты нынче чатишься с друзьями своими с фронта...
- Передатчик
- Минотавр
===
почему их сожрали тогда да оставь потому что могли
мыла раму тогда ещё мама а после работала на пилораме
папу раньше забрали а маму в июне и липы уже зацвели
о реабилитации выдали справку но поздно не маме не маме
ладно мыслящий был бы тростник но скорей калорийный белок
бей беги и замри где достойнее первое но эффективней второе
а комфортнее третье в кастрюле вода не кипит и пока что тепло
ну бывают ошибки кому мы нужны там и дом уже здесь обустроен
кто глядит в темноту чемодан наготове усвоен урок
дважды два ведь всё так же четыре вода неизменно мокреет
кто берёт ипотеку кто вешает шторы листает альбом да не впрок
маму взяли в июне а папу не помню похоже в начале апреля
===
Живописец Бернардо Беллотто
Живописец Бернардо Беллотто носил прозвище Каналетто,
Как и несколько поколений предков-венецианцев, -
Вот такое фамильное дело, традиция, вековая добрая слава.
Из прозвища очевидно, что все они рисовали каналы:
Мерно бьётся аквамариновая кровь в артериях города,
Небо льётся по ним, обнимает дома, подмигивает мостам.
Что было раньше? Бесновалось неукрощённое море,
Покрывался сизым мхом нетёсанный бесформенный камень,
Но по воле человека смирились стихии – и в воде отразились палаццо:
Ажурные, стреловидные, сводчатые, хрустально-стекольные,
Розовые, белоснежные, с арками, балконами, фресками...
"Так будет!" - пожелал человек. И так стало.
Позже это назовут "изменением реальности".
Живописец Бернардо Беллотто из Италии приехал в Варшаву.
Вместо Большого канала здесь взрезала пейзаж могучая Висла:
Глазам не было одиноко без вечнодвижущегося водного зеркала.
Каналетто - мастер своего дела, умения, закреплённого в генах, -
Выписывал окна, откуда глядят бравые кавалеры и прекрасные пани,
Солнечные лучи, бегущие по крышам и ласкающие барельефы,
Плавные линии лестниц, орнаменты на фасадах.
Однако будучи итальянцем - то есть всё же немножечко Труффальдино -
Живописец Бернардо не мог не... - кто сказал "соврать?" - ...приукрасить, конечно,
Привнести чуть больше изящества, утончённости и улыбки:
Там добавит лишнюю завитушку, тут скульптур понаставит,
А ещё поправит роспись... - да-да, и здесь её не хватает тоже! -
...И чуть выгнет лепестки цветок, вдруг проросший сквозь камень.
Бернардо Беллотто хотел, чтобы так - было.
Позже это назовут "видением художника".
Живописец Бернардо Беллотто по прозвищу Каналетто
Скончался шестидесяти лет от роду, в тысяча семьсот восьмидесятом.
Славную жизнь завершив в не худшее время.
С той поры по Польше прокатилось немало бед, но через полтора столетия
Наступила та, горше которой эта земля ещё не видала,
И в руинах лежала piękne miasto Warszawa.
Воля к разрушению - тоже воля, и взрыв разбивает камни.
Позже это назовут "преступлением против человечества". Легче ли погибшим?
У варшавян есть поговорка, повседневная, как воздух,
Приблизительно на русский её можно перевести так:
"Ещё и не то переживём, а в хорошей компании будем жить долго", -
Вы ведь знаете, что Варшаву не удалось убить, правда?
Там осталась хорошая компания - и она взялась за дело.
Однако уничтожены были не только стены и витражи -
Строительная документация тоже погребена под завалами:
До неё ли было в огненных волнах агонизирующей войны?
Восстанавливали по кусочкам, ненадёжным осколкам памяти,
Пока не вспомнили об - уцелевших! - картинах итальянского мастера,
Аккуратного и подробного (в восемнадцатом веке не принято торопиться),
Полагавшего, что берега каналов обязаны быть устойчивыми,
Любовавшегося Вислой и её каменным обрамлением:
Замками, особняками, мостами... Помните, как шутил Каналетто?
В итоге по его пейзажам и отстраивали столицу.
Через пару десятилетий, конечно, нашлись фотографии старой Варшавы,
Убедительно показавшие, где что было не так (а скучнее или тусклее).
Как вы думаете - стали перестраивать?
Живописец Бернардо Беллотто захотел: "Так - будет!". Так теперь и есть.
Позже это назовут... Но мы не услышим.
===
...И вот ты нынче чатишься с друзьями своими с фронта,
А тебе шлют песенки про защитников Нарготронда,
Сочинённые там и записанные тоже там,
Под расстроенную гитару и микрофон хреновый, -
Столько света и жизни за мелодией и за словом,
И любовь, и гнев, и завораживающая красота.
И сидишь ты в уюте, в безопасности, в мягком пледе, -
Будто бы ни пёрышка не обронил тебе чёрный лебедь, -
Говоришь о какой-то исполнительской ерунде,
Например, о том, что при пении нужно держать дыханье...
...И холодной водой накрывает чувство-и-пониманье,
Как они там, друзья с времён незапамятных, - противостоят беде.
Я не знаю точно, где, и не надо, где-то на юге вроде.
И они вот там, под обстрелами, при постоянно ухудшающейся погоде,
Мутной, грязно-огненной, разрушающей волне всуперечь
Противостоят воплощённой смерти, это хтони и этой мрази, -
Ради будущего, ради света, вот песенок этих ради...
Как же уберечь вас, друзья мои прекрасные, как же вас уберечь…
===
Передатчик
Мне порою кажется:
Нахожусь на планете,
Что была случайно когда-то увидена -
В сети ли, во сне ли, в галлюцинации ли искусственного интеллекта.
Там система из трёх солнц:
Крупное - золотистое, помельче - розоватое
И самое дальнее - голубое
(Его еле видно, но оно всё равно - солнце).
Оттуда видна большая планета с облаками -
Это Земля, или что-то похожее,
Или можно понадеяться.
И ещё одна - сухая и коричневая,
Назовём её Марсом,
Он всегда рядом,
Землянам зачем-то очень нужна война.
Там, где я, есть океан, но его не видно -
Он далеко; однако слышно его дыханье:
Он приподнимает воду в местных заливах, затоках, фиордах,
Но деликатно - тут не бывает цунами.
Уровень воды можно увидеть по водорослям,
Подсыхающим в отлив:
Несколько метров в высоту (можно было бы и измерить,
Но зачем? Можно просто учитывать, когда безопасно
Знакомиться с обитателями литорали).
Там, где я, удобно работать: ничего не мешает.
Океан убаюкивающе покачивает планету,
Ветер чуть поднимает рябь на поверхности,
Иногда с лёгким шорохом соскальзывает камушек со старой скалы,
Иногда ненавязчивым плеском отмечает своё присутствие рыба,
А ещё невероятно красивы закаты:
Сине-зелёная вода, жёлто-серые скалы, буроватая полоса прилива -
Становятся сиреневыми, или пурпурными, или нежно-жемчужными.
Это хорошее место, чтобы слушать голоса мёртвых
С другой планеты, которую я вижу довольно явно,
Где бушует, горит, истекает, падает и взрывается,
Где перерезают глотки, втыкают ножи, бросают гранаты,
Где и кровь, и ненависть, и поэзия, и страсть, и огонь,
И сплавление воедино, и разъятие на атомы,
И острейше отточенный разум, и всепоглощающее безумие.
Ты один из тех, на кого направлен удар на твоей планете.
Как мне страшно и муторно, когда сквозь облака я наблюдаю вспышки.
Я работаю ретранслятором, передатчиком, записывающим устройством -
Вдалеке, никого не спасти, разве только зафиксировать и запомнить.
Плещет рыба. Поднимается уровень океана.
Мелкие крабы, креветки, улитки видны в лучах золотых и розовых.
В перспективе у них - эволюция, у меня - разряженные солнечные батареи.
Я не знаю, нужна ли я, но запишу ещё сколько-то строчек.
Голоса мёртвых слышны прекрасно.
Пусть твой голос подольше звучит на иных частотах.
===
Минотавр
Минотавр задумчиво перелистывает альбомы с картами лабиринтов:
До чего же красиво издано - умеют, когда хотят. Проходит за часом час,
Аккуратные линии образуют успокаивающий, знакомый ритм:
Здесь вот можно устроить лежбище, здесь - удобный очаг...
Машинально отмечая качество бумаги и полноцветной печати,
Получеловек на всё это смотрит скорей по привычке, чем для какой нужды:
Не в дизайне интерьеров счастье, Минотавр и сам здесь - всего лишь отчасти,
А над миской с едой поднимается ароматный пар, а над всей его жизнью - дым.
Чтоб прийти в себя, Минотавр проводит рукой по боку котла, по обжигающей меди.
Он не чувствует боли, не удивляется этому, усмехается коротко и молчит,
И губу прокусывает незаметно, и зажмуривается, и медлит,
А потом он выйдет из уютной тьмы под пылающие солнечные лучи.
Да какое там похищение, что за варварство, вы там рехнулись, что ли,
Нет, её совсем не зовут Европой, и отнюдь не кличут Зевсом его,
Но хоть подойти, посмотреть в глаза и ставшие комом в горле слова отпустить на волю...
А потом его, наверно, убьют. Ибо в мифах редко предусмотрено волшебство.