С подачи Boris Boruchov перечитала Пушкина - где Александр Сергеевич со всем жаром-пылом-страстью не то что оправдывает, но становится яростным апологетом российской имперской политики (что в отношении Кавказа, что в отношении Польши, а, ну да, и Киев до кучи, между прочим, хоть и вскользь).
...Тебя я воспою, герой,
О Котляревский, бич Кавказа!
Куда ни мчался ты грозой —
Твой ход, как чёрная зараза,
Губил, ничтожил племена…
Но се — Восток подъемлет вой!..
Смирись, Кавказ: идет Ермолов!
... Всё русскому мечу подвластно.
...Уж Польша вас не поведет:
Через ее шагнете кости!...»
Сбылось — и в день Бородина
Вновь наши вторглись знамена
В проломы падшей вновь Варшавы;
И Польша, как бегущий полк,
Во прах бросает стяг кровавый —
И бунт раздавленный умолк...
Победа! сердцу сладкий час!
Россия! встань и возвышайся!
Греми, восторгов общий глас!..
Так вот, что подумалось. А мы ведь неоднократно видели ровно такой расклад: когда человек - по крови ли, по вере ли предков, да хоть по сексуальной ориентации, неважно толком, по какому именно параметру, но важно, что по не-изменяемому одним желанием, разве что скрываемому, - не свой \ не полностью свой в социуме, где своим - пряники, а не своим - разнообразные кнуты. И вот этот не свой со всем пылом-жаром старается всех убедить, что он не просто свой, но наисвоейший, более свят, чем папа римский, и более предан делу гестапо, чем папаша Мюллер.
Галич это сформулировал довольно ёмко, помнится. Как и то, что данные действия на самом деле обречены на провал. Но ливрей в гардеробах не убавляется. Вот ещё одна, мда...
Comments (4)
Так совсем же другие времена были, не стоит мерить современными мерками.
Кроме того, ему 22 года, у него дворянское образование и воспитание, ещё и в годы патриотического подъёма после войны с Наполеоном.
Во время польского восстания 1831 года ему 32. А ярость блаародная - тем не менее.
Понятное дело, что доказать не могу. Но кажется очень вероятным. Не особо уютно квартерону было в довольно-таки ксенофобском государстве, и такая вот ярость к другим не-своим - вызывавшая и у современников-то регулярно разнообразные негативные чувства - она оч-чень похожа.
Можно сравнить с испанским стыдом Вяземского:
"Мне жаль, что Пушкин окровавил последние стихи своей повести, - писал он. - Что зa герой Котляревский, Ермолов? Что тут хорошего, что он, "как чёрная зараза, / Губил, ничтожил племена?" От такой славы кровь стынет в жилах, и волосы дыбом становятся. Если мы просвещали бы племена, то было бы что воспеть. Поэзия не союзница палачей; политике они могут быть нужны, и тогда суду истории решить, можно ли её оправдывать или нет; но гимны поэта не должны быть никогда славословием резни. Мне досадно на Пушкина".
Тут есть одна нотка, которая и навела на мысль. Не-свой человек в дискомфортном обществе, ступив на подобную дорожку, неизбежно идёт к потере чувства элементарной меры (что там с собственным достоинством - опустим завесу жалости). То есть там, где типовой свой ксенофоб что-нибудь процедит сквозь зубы, не-свой - устроит фейерверк типа наблюдаемого.
Насколько я могу судить, чувство меры вообще не было Пушкину свойственно. Мог восхвалять царя в один момент, а в следующий - хотеть его убить. Мог вызвать на дуэль на пустом месте, мог обосрать человека, который хорошо к нему относился и т.д.
это правда